Владимир Святой [3-е издание] - Алексей Карпов

Ближе всех к Владимиру, по крайней мере в последние годы жизни, оказался сын «болгарыни» Борис. И судя по летописи и Житиям святых князей Бориса и Глеба, именно ему отец намеревался оставить Киев.

Историки прошлого, как правило, не очень высоко оценивали значение проведенной Владимиром реформы управления страной: сажая сыновей по разным городам, Владимир, казалось, готовил будущее раздробление государства, чреватое жестокими потрясениями и кровавой смутой. И действительно, после его смерти на Руси началась жестокая братоубийственная война, в которой погибли по меньшей мере четверо из его сыновей. Но основной смысл Владимировых преобразований, по-видимому, заключается в ином. Уделы сыновей вовсе не совпадали с территориями восточнославянских племен. Прежний племенной строй, прежнее противостояние племен и племенных союзов друг другу не возродятся после его смерти, и сыновья Владимира, даже начиная войну между собой, будут вести ее не за преобладание, скажем, Киева над Древлянской землей или Новгорода над Киевом, но за главенство над всей державой Владимира, над единым Киевским государством, объединенным почитанием единого Бога (которого постепенно принимали славяне), единым законом и властью единого княжеского рода.

Глава одиннадцатая.

ВОЙНЫ И МИРЫ

События далекой весны 969 года, когда печенеги едва не захватили покинутый Святославом Киев и когда жизнь княжеской семьи буквально повисла на волоске, навсегда впечатались в память князя Владимира. Угроза нового печенежского набега будет пронизывать все тридцать семь лет его киевского княжения. Оно начнется со столкновения с печенегами, к которым бежал Варяжко, воевода убитого им Ярополка, а закончится печенежским вторжением летом 1015 года. Но наиболее драматичным окажется для Руси первое десятилетие после Крещения.

«Была тогда рать от печенегов, и воевал Владимир с ними, и побеждал их» — этими словами завершается летописная статья 988 года, и эти слова станут рефреном для всего летописного рассказа о Владимире-христианине.

Наверное, это не случайно. Натиск печенегов в 90-е годы X века в какой-то степени стал следствием общего изменения в положении Руси между Западом и Востоком, которое произошло после принятия Русью христианства. Как мы увидим, в эти же годы ухудшатся отношения Руси не только со Степью, но и с мусульманскими странами Восточной Европы — Волжской Болгарией и Хорезмом. (Высказывалось предположение, согласно которому за нашествиями печенегов на Русь стоял Хорезм, в орбиту влияния которого печенеги попадают как раз в конце X — начале XI века{419}, и хотя это предположение документально не подтверждено, его вряд ли стоит сбрасывать со счетов.) Напомню также, что именно в год взятия Корсуни антирусские выступления охватили Дербенд, крупнейший мусульманский центр Северного Кавказа. Наверное, можно сказать и так: войны со Степью и в целом противостояние с восточным миром явились своеобразной платой за те колебания в выборе веры и за то демонстративное заигрывание с Востоком, которые отличали политику Владимира накануне его крещения.

«Когда русы сделались христианами, — повествует уже известное нам хорезмийское предание, записанное в XII веке арабским историком Тахиром Марвази, — вера их притупила их мечи». Желаемое, как обычно, выдавалось за действительное. Но Восток и в самом деле попытался доказать Руси несовершенство ее христианского меча. Войны с печенегами потребуют от Руси колоссального напряжения сил, и порой будет казаться, что только чудо спасает Русь от военной катастрофы.

Никоновская летопись впервые сообщает о нашествии печенегов под 990 годом: «Приходило множество печенегов, и много зла сотворили христианам; Владимир же со множеством воинов выступил против них и многих избил, и мало кто из них спасся»{420}.

Но это свидетельство позднего и не во всем достоверного источника. Автор «Повести временных лет» ничего не знает о нашествии 990 года. Первую из известных ему в подробностях русско-печенежских войн он датирует 992 годом: под этой датой в летописи читается рассказ о сражении Владимира с печенегами на реке Трубеж, о подвиге безвестного киевского юноши-кожемяки и об основании города Переяславля.

992 год вообще стал переломным в истории внешней политики Руси. Именно тогда в полной мере обнаружились те узлы внешнеполитических противоречий, распутывать которые придется не только князю Владимиру до конца своей жизни, но и его сыновьям, и прежде всего Ярославу Мудрому. Примечательно, что события, приведшие к одному из самых крупных и опасных для Руси печенежских вторжений, начались совсем на другом театре военных действий, а именно на крайнем западе Русского государства.

Печенеги и Русь — главная, но не единственная тема данной главы. Печенеги были тем более опасны для Руси, что их вторжения, как правило, происходили в тот момент, когда Русь воевала с другими своими противниками.

Отношения Руси с христианскими соседями также непросто складывались в конце X — начале XI века. Особенно это касается отношений с Польшей, бесконечные войны с которой, чередовавшиеся с мирными соглашениями и даже с династическими союзами, также наполняют собой все тридцать семь лет киевского княжения Владимира. В силу географической и этнической близости двух государств их правители постоянно претендовали на обладание одними и теми же областями славянского (и не только славянского) мира — от Червенских городов и Галиции на юге до Ятвяжской земли на севере. В 992 году — в год большого печенежского вторжения на Русь — произошел очередной кризис и в русско-польских отношениях. Как оказалось, они теснейшим образом переплелись с русско-печенежскими отношениями того времени.

Год же начался с похода Владимира в Поднестровье. «Пошел Владимир на хорваты, — кратко сообщает автор «Повести временных лет» под 6500 (992) годом. — И когда возвратился он с хорватской войны, пришли печенеги…»{421}

Хорваты — восточнославянский племенной союз. Они обитали в междуречье верхнего Днестра и Прута и с нынешними хорватами, живущими в бассейне реки Сава на севере Балканского полуострова, не имели ничего общего, кроме названия. (Замечу, что этноним «хорваты» широко распространен в славянском мире.) Однако книжникам более позднего времени их имя уже ни о чем не говорило, и потому краткое летописное известие стало порой восприниматься как свидетельство военных действий Владимира вдалеке от Руси, в балканской Хорватии (Кроации)[114]. Но на Балканах Владимир, по-видимому, не воевал.